Не для забавы иль задора,
А вас мне нужно убедить,
Что в воздухе везде опора.
Одного хочу лишь я,
Свою петлю осуществляя,
Чтобы «мертвая петля»
Была бы в воздухе «живая».
(П.Н.Нестеров)
Ровно 90 лет назад - 9 сентября (27 августа
по старому стилю) 1913 г. в небе над Киевом
впервые в истории молодой еще авиации
завязалась знаменитая «мертвая петля».
Этот день стал отправной точкой в развитии
высшего пилотажа и обессмертил имя штабс-капитана
Петра Николаевича Нестерова. Ныне короткая,
но яркая жизнь славного русского летчика
приобрела в массовом сознании
легкомысленный отблеск воздушного
циркачества. Странным образом возр
одилась
именно та оценка содеянного Нестеровым,
которая так больно ранила его самого на
заре XX века.
В короткой статье невозможно явить миру все
грани личности талантливейшего человека,
но не попытаться было бы ошибкой.
Петр Николаевич Нестеров родился в 1887 г. в Нижнем Новгороде в небогатой дворянской семье. Отец будущего летчика - пехотный штабс-капитан, был воспитателем в Нижегородском кадетском корпусе. Он рано умер, и вдове пришлось одной воспитывать четверых детей. Неслучайно поэтому, что болезненный с детства, Нестеров обладал удивительной силой характера, столь необходимой его романтической натуре. Кстати, сочетание романтизма, чувства прекрасного с острым пытливым умом и непреклонной волей сделало выдающимся пилотом не только Нестерова, такой тип личности вообще распространен в авиации, что дает право считать летчиков представителями особой замечательной породы людей.
В
1906 г., окончив по первому разряду
Михайловское артиллерийское училище в
Петербурге, Нестеров едет служить во
Владивосток, в Сибирскую артиллерийскую
бригаду. В то время Дальний Восток России
еще жил великими и горькими событиями
недавней русско-японской войны, и
прогрессивные командиры всеми силами
стремились внедрять новшества военной
техники, которых так не хватало в Порт-Артуре
и Манчжурии. Еще в детстве увлекшись идеей
полета, Нестеров осваивает корректировку
артиллерийской стрельбы с аэростата,
мечтает строить аэропланы, для чего
добивается назначения по совместительству
заведующим слесарной мастерской и
становится, к удивлению многих,
квалифицированным слесарем. В октябре 1910 г.
Нестеров впервые наблюдает полеты
тогдашнего триумфатора Сергея Уточкина и
мечта перерастает в твердую решимость –
летать! Летом следующего года Петр Нестеров
строит планер собственной конструкции и
успешно летает на нем, но ему этого мало, и в
октябре того же 1911 г. молодой артиллерист с
большим трудом поступает в Гатчинскую
воздухоплавательную школу. Подвело слабое
здоровье: необходимое медицинское
заключение удалось получить только со
второй попытки, причем текст пришлось
писать собственноручно. Но чего не сделаешь
во имя неба! 12 сентября 1912 г. поручик Петр
Нестеров совершает первый самостоятельный
полет, а уже через 16 (шестнадцать!) дней
сдает экзамен на звание пилота-авиатора.
Что это, если не дар от Бога, соединившийся в
человеке с мечтой и волей?
После
Гатчины Петр Николаевич направлен для
прохождения службы в Киев, в 11-й корпусной
авиаотряд, где много и великолепно летает,
вникает в теорию и, как и прежде, неустанно
экспериментирует. Высшее достижение –
исторический полет с «мертвой петлей»,
выполненный в порядке практической
отработки боевого маневра. Постоянная
аналитическая работа, помноженная на
упорство и одаренность, неизбежно
приводила Нестерова к мысли о том, что в
воздушных сражениях будущего самолет
должен будет маневрировать во всем
возможном диапазоне углов и скоростей.
Нестеров говорил: «Неизбежные воздушные бои будут схожи
с нападением ястребов на ворон. Те летчики,
которые научатся владеть своим самолетом,
сумеют придать ему «воздушную подвижность»
ястреба, будут в состоянии легче нанести
врагу скорейший и серьезнейший урон путем
воздушных эволюций. Только пройдя школу
фигурного летания и практически освоив, в
частности, мертвую петлю, летчики будут
обладать основным оружием ястребов в их
нападениях на менее искусных ворон. А кто из
вас захочет быть вороной?»
Но, к сожалению, Россия не была бы Россией без известной категории людей, слепо копирующих западные шаблоны или просто пренебрегающих передовым опытом соотечественников из желания удержаться в кресле. Нестеров и раньше не устраивал начальство: «шибко умный», интеллигент, картины пишет - таких у нас всегда недолюбливали. Но «мертвая петля» и вообще стремление радикально изменить устоявшуюся практику полетов были уже совершенно недопустимы. Начальник воздухоплавательной части Генштаба генерал М.Шишкевич презрительно назвал полет Нестерова бесполезным опытом, начальники рангом пониже требовали арестовать возмутителя спокойствия на 30 суток, чтоб неповадно было «дисциплину хулиганить». Шутка ли – официальная «Инструкция для военных летчиков» от 1912 г. запрещает крен на вираже свыше 20°, а тут такое! Да и альтиметр казенный потерян. Какой пример сослуживцам?
Поддержка пришла оттуда, откуда ее никто не ожидал – из Франции. 21 сентября (ст. ст.) 1913 г. «мертвую петлю» совершает знаменитый француз Адольф Целестин Пегу – «человек без нервов». Популярность Пегу в Европе была фантастической, каждый его полет становился сенсацией. Неудивительно поэтому, что и «мертвая петля» в его исполнении вызвала почти истерические восторги прессы и всей авиационной общественности. И никто в России уже не говорил о «бесполезных опытах», «опасных выкрутасах» и т.п. Европа же, понимать надо! Сгоряча Нестерова записали в последователи Пегу, но честный француз отказался от чужих лавров: 30 мая 1914 г. на лекции в московском Политехническом музее он прямо заявил, что решился на «мертвую петлю» только после того, как ее выполнил русский штабс-капитан. По воспоминаниям современников, после таких слов появление на трибуне Петра Николаевича Нестерова было встречено восторженной овацией.
Свершилось. Оценили. Авиационный словарь обогатился термином «петля Нестерова», сменившим словосочетание «мертвая петля», заимствованное из жаргона цирковых акробатов. Но к тому времени Пегу получил от конструктора Луи Блерио специальный самолет с беспоплавковым карбюратором, позволявшим крутить по десять и более петель подряд, а на пилотажные опыты Нестерова был наложен высочайший запрет. Неистребима российская косность!
Как, к сожалению, слишком часто это у нас бывает, истинное признание пришло к Петру Николаевичу только после его гибели 26 августа 1914 г., в самом начале войны. И здесь Нестеров был верен себе и офицерскому слову: пообещав прервать ежедневные разведывательные полеты австрийского «Альбатроса», летчик-аналитик сопоставил требуемое с возможным и пришел к единственно верному решению – таранить. Только так можно было гарантированно уничтожить неприятельский аппарат на безоружном «Моране». Тем, кто считал таран смертельно опасной затеей, Нестеров ответил: «Это еще не доказано, а наконец, если аппарат и сломится, то это еще ничего не значит, так как все равно когда-нибудь разбиваться придется, а жертвовать собой есть долг каждого воина.» Грустно сознавать, что смерть лучшего летчика России имела причиной отсутствие на его самолете хотя бы обычного пехотного ручного пулемета. И тут важно исправить главную ошибку в оценке последнего подвига Нестерова – это не был жест отчаяния или поступок экзальтированного человека. Подобную идеологию таранов создаст впоследствии уже советская пропаганда.
В некрологе «Памяти друга» выдающийся русский авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский писал: «Наряду с безграничным опытом Нестеров сочетал глубочайшую уверенность в силе теории и науки. Бывало, он уединялся на неделю, месяцы, чертит, рисует, вычисляет, составляет таблицы и только после большой упорной чисто кабинетной работы вылетает, поражая всех смелостью и точностью расчета… Значение таких людей, как Нестеров, сейчас, в наше время, бесконечно велико. Авиаторов-практиков весьма достаточно. Но авиаторов-ученых, т.е. людей, которые соединяют умение летать с глубоким знанием теории летания, которые ни на минуту не прерывают связь с наукой, немного… Хладнокровие и выдержка, наряду с величайшей готовностью совершить любой подвиг, отличительная черта его характера, поражала всех близких, знавших его. То, на что другие люди способны при сильнейшем возбуждении, хотя бы патриотическом, Нестеров делал спокойно, размеренно, с полным сознанием совершаемого…»
Сейчас, как, пожалуй, никогда раньше мы должны помнить наше прошлое. Слишком много лжи и подтасовок вливается в людские умы и души, слишком частыми стали попытки затушевать историю сломленной страны. И если есть еще будущее у нас и нашей авиации, то пусть помнит каждый летчик, очертивший в небе лихой вертикальный круг, что он выполнил «петлю Нестерова». Именно Нестерова, а не кого-либо другого.
Александр Швыдкин
